что делать, если тебя укусит проволочная змея с острова Борнео. Можешь себе представить, какой бальзам она пролила на мое больное сердце. Сердце у меня, ты, конечно, помнишь, в тот момент сильно страдало, ибо прошло всего лишь несколько дней после моей размолвки с Вильгельминой Беннетт. Мы расстались у 66-ой улицы, и, как это ни странно, я совершенно забыл о ней.
– Поступи также и теперь.
– То есть?
– Позабудь о ней опять.
– Этого я никогда больше не сделаю, серьезно ответил Юстес. – У нас родственные души. Мы созданы друг для друга… Вон твоя пижама лежит в углу. Как могу я позабыть ее после этого? Так я сказал тебе, что мы расстались с нею, и я не имел ни малейшего представления о том, что она едет на этом же пароходе. И вдруг она подошла ко мне, когда я корчился на палубе…
– Ты корчился? – переспросил Сэм с видимым интересом.
– Да, конечно.
– Это хорошо.
– Но не долго.
– Это хуже.
– Она подошла и излечила меня. Сэм, эта девушка – ангел!
– Погаси свет, когда закончишь.
– По-видимому, она понимала без слов, что я испытывал. Есть такие положения, при которых всякие слова излишни. Она ушла и вернулась с какой-то микстурой в стакане. Не знаю, что это была за микстура, но в состав ее несомненно входит Кабуль. Она поднесла стакан к моим губам. Она заставила меня выпить микстуру. Она сказала, что всегда давала эту микстуру в Африке быкам, когда они упрямились и не хотели идти. Так вот, хочешь верь, хочешь не верь. Ты спишь?
– Да.
– Верь мне или не верь, но через две минуты я уже не чувствовал тошноты, вызванной твоей сигарой. Более того, я сам курил. Я прогуливался с нею по палубе, забыв о своих мучениях. Я даже отваживался от времени до времени бросать взгляд на море и разговаривать о красоте и очаровании лунного света на воде…Я высказал несколько горьких истин о женщинах, когда сел на этот пароход. Теперь я беру все слова обратно. Их еще можно применить к девушкам вроде Вильгельмины Беннетт, но нельзя относить ко всему женскому полу целиком. Джэн Геббард вернула мне веру в женщин. Сэм! Сэм!
– Чего тебе?
– Я говорю, Джэн Геббард вернула мне веру в женщин.
– Ну, и прекрасно.
Юстес Хайнетт разделся и лег в постель. Нежно улыбаясь, он загасил свет. Наступило долгое молчание, нарушаемое только отдаленным ворчанием машин. Приблизительно в половине первого ночи с нижней койки раздался голос:
– Сэм!
– Чего еще?
– Она вся овеяна какой-то нежной женской силой, Сэм. Она рассказывала мне, что однажды заколола шляпной булавкой пантеру.
Сам проворчал что-то и повернулся на другой бок.
Опять наступило молчание.
– Мне кажется, пантеру, – повторил спустя четверть часа Юстес Хайнетт. – Пантеру или пуму.
Глава VIII
Сэр Мэлэби вносит предложение
§ 1
Неделю спустя после того, как пароход «Атлантик» прибыл в Саутгемптон, Сэма Марлоу можно было часто видеть, – и его действительно видели местные жители, – на скамье на эспланаде приморского городка Бингли в графстве Суссекс. Все купальные местечки южного побережья Англии представляют собою не что иное, как кляксы на ландшафте, и, хотя я знаю, что говоря так, я рискую оскорбить патриотическое чувство некоторых людей, я все же должен сказать, что Бингли особенно противное местечко. Асфальт на эспланаде Бингли способен произвести на вас еще более гнетущее впечатление, чем асфальты всех других эспланад. Швейцары и официанты в Палас-Отеле, где остановился Сэм, побили рекорд по части нерасторопности и неосведомленности и составляют предмет зависти и отчаяния всех других швейцаров во всех других Палас-Отелях южного побережья Англии. По мрачности пейзажа Бингли – нечто совершенно исключительное. Самые волны, разбивающиеся о прибрежные камни, кажется, с отвращением вползают на берег, словно возмущенные тем, что судьба забросила их в такое отвратительное место.
Почему же в таком случае Сэм Марлоу приехал в эту дыру? Чего ради, имея в своем распоряжении всю Англию, он избрал забытый богом Бингли.
Просто потому, что он разочаровался в любви.
Нет ничего любопытнее тех мириадов путей, которыми у различных людей проявляется разочарование в любви.
Вы не найдете двух индивидуумов мужского пола, которые одинаково реагировали бы на женское коварство. Archilochum, например, по свидетельству римского писателя ргоргio rabies armavit iambo. Не стоит, я думаю, притворяться из вежливости, будто я уверен, что вы поняли эту фразу. Поэтому я уж лучше переведу ее. Rabies – отчаяние, armavit – вооружило, Archilochum – Архилоха, iambo – ямбом, рrорrio – собственного изобретения. Другими словами, когда поэт Архилох был отвергнут любимой им женщиной, он утешился тем, что отправился к себе и стал писать о ней сатирические стихи новым размером, который он придумал немедленно после ухода из ее дома. Вот какое действие произвело на него разочарование в любви.
С другой стороны, недавно в одной из лондонских газет мы прочитали, что Джон Симонс (тридцать один год), мясник по профессии, обвинялся на суде в нападении на должностное лицо, находившееся при исполнении служебных обязанностей. При этом мясник пользовался далеко не изысканным языком, что заставило вышеупомянутое должностное лицо опасаться за свою жизнь. Констебль Риггс показал, что вечером в одиннадцатом часу, когда он совершал обход, подсудимый подошел к нему и, предложив ему четыре пенса, если он положит его на обе лопатки, снял с правой ноги сапог и запустил им в голову констебля. Подсудимый признал правильность предъявленных к нему обвинений, но просил о снисхождении, заявив, что незадолго перед тем он крупно поссорился со своею молодой женой, и это сильно взволновало его.
Ни один из этих способов не прельщал Самюэля Марлоу. Он думал найти забвение, уединившись на неделю в Палас-Отеле в Бингли. То же самое чувство толкало других людей при аналогичных обстоятельствах удаляться в скалистые горы и охотиться там на медведей.
Палас-Отель до известной степени смягчил его страдания. Во всяком случае отельная прислуга и отельная кухня дали его мыслям иное направление. Правда, сердце у него еще ныло, но он все же чувствовал себя теперь в силах отправиться в Лондон к отцу, что ему надлежало сделать еще неделю назад.
Сам оторвался от скамьи, на которую он уселся тотчас же после завтрака, и направился обратно в отель, узнать насчет поездов. Час спустя он сел в поезд, а через два часа уже стоял у дверей конторы своего отца.
Контора старинной почтенной фирмы «Марлоу, Торп, Прескотт, Винслоу и Апельбай» помещается в Риджвей Инн, недалеко от Флит-Стрит. Медная дощечка, вделанная
